ПРАВОСЛАВНЫЙ ПСИХОЛОГ ПСИХОТЕРАПЕВТ МОСКВА

Автор прислал для публикации на сайте, посвящённом отцу Георгию воспоминания о встрече с ним, и вообще о своей московской церковной жизни. На мой взгляд, очень интересно. Русский язык для автора не родной, и я сделал что-то вроде "перевода по подстрочнику".

В 1996-2000 гг. я работал в Москве, в представительстве одной из румынских компаний. Москва переживала (как и Бухарест в те дни) переходный период. Общество, находившееся среди руин, оставленных коммунистическим мировоззрением, не вполне ещё свободное от рецидивов тоталитарной идеологии было в поиске нового пути, стремилось к переосмыслению и переоценке своей истории, к новому видению мира и человеческой личности в этом мире… Незадолго до того социалистические государства стали исчезать с карты мира как белые пятна (вернее будет сказать, пятна кроваво-красные). Европа вдруг обрела совсем другие очертания. Рухнуло нечто большее, чем Берлинская стена.

Люди обрели вдруг свободу передвижения, свободу слова, но самое главное - разлетелась на части ржавая мясорубка для форматирования мозгов - пропагандистская система, ставившая, впервые в истории человечества, своей целью - ни много ни мало - глобальное духовное порабощение всего человечества (либо оправдание физического уничтожения всех, кто её не хотел принимать - “Если начнём ядерную войну, то погибнет две трети человечества, зато капитализм будет полностью уничтожен” - тов. Мао).

Появление свободы совести дало возможность людям свободно выражать свою веру.

Как и многие в Румынии, я и мои московские друзья, бельгийские дипломаты (потомственные аристократы русского происхождения, ещё из первой волны эмиграции) полагали, что станем свидетелями исторического возрождения России. России, которую я себе представлял, читая о преподобном Серафиме и Оптинских старцах, России, которую я мечтал увидеть глазами Странника, России, грубо вырванной из цивилизационного процесса унылой осенью 1917 года…

Но то, что мне дано было увидеть в Москве, сильно отличалось от моих представлений!

Действительно, открылось много храмов, в которые пришло молодое поколение. Живя на Пятницкой улице, я бывал во всех церквях Замоскворечья. Но большинство людей, которых я видел там, были сосредоточены на самих себе, они как будто старались следовать определённым внешним шаблонам, как если бы участвовали в театральной пьесе или съёмках художественного фильма. Я пытался я с ними заговорить, но чувствовал в них настороженность, а потом следовал вопрос: «Кто Ваш духовник?» Когда же я отвечал, что мой духовник о. Софиан, мне говорили, что такого не знают, и настороженность переходила в недоверие: «A, так вы, наверное, новостильник?»

Бывал я на богослужениях и в близлежащих монастырях. При входе в Ново-Спасский монастырь какой-то бородатый персонаж меня остановил и спросил не еврей ли я. Услышав, что румын, он сказал, что католикам в православном храме делать нечего и только когда я подробно ему объяснил, что в Румынии, по последней переписи, 85% православных и что я тоже православный, как и мои родители и деды, он, недоверчиво посмотрев, разрешил всё же войти. В другой раз там же мне сунули в руки газету «Земство» про масонов, мировой сионистский заговор и т.д

Познакомился я и с настоятелем Соловецкого подворья, куда некоторое время тоже ходил по воскресениям и в праздники, и, благодаря его любезности, смог посетить летом Соловецкий монастырь. Но, однажды, увидев номер моего автомобиля*, припаркованного у подворья, он как-то смутился, после чего стал меня избегать.

Бывал я и в храме, что во дворе «Дома на набережной» среди остатков старинного монастыря времён Иоанна Грозного. Там, при входе, от меня требовали, чтобы я вынимал из брюк рубашку, и прикладываясь к иконе, обязательно вычитывал специальную молитву, написанную на картонке, а перед причастием соблюдал ещё более сложный церемониал.

И везде я чувствовал себя перед Престолом Божиим одиноким, как если бы кроме меня в церквах никого не было, да и люди, которые там стояли рядом, тоже были как-то каждый сам по себе; после богослужения они либо отворачивались, собираясь небольшой компактной кучкой в углу в храме, либо вообще, не обращая внимания друг на друга, расходились по домам. В Румынии я никогда себя так не ощущал. Я предполагал, что, вероятно, либо это такая традиция - общаться только с Богом и не контактировать никак между собой, либо северный темперамент людей, либо сосредоточение над тем, чтобы осмыслить и понять подчас трудновоспринимаемый богослужебный славянский текст…

Наконец, благодаря одной своей знакомой я забрёл (совсем недалеко от дома) в церковь св. Екатерины, подворье Православной церкви в Америке. Настоятель – о. Дэниел принял меня с радостью, и услышав что я знаю славянский язык, доверил меня замечательному человеку - Борису, который обучил меня церковному чтению. Здесь, впервые в Москве, я почувствовал, что люди, окружающие меня, составляют общину. Они были самые разные и по происхождению и по возрасту, по традиции и по воспитанию: второй священник, о. Христофор – британец, прихожане - американцы, французы, бельгийцы, русские, болгары, эфиопы, украинцы, голландцы, австралийцы… но их объединяло нечто совершенно ощутимое, реальное. И дело не только в том, что после литургии о. Даниил каждый раз благодарил за участие в общей молитве людей зашедших впервые в нашу церковь, а заботами матушки Дуни (Эвелины) все желающие собирались в приходском доме на чашку кофе или чая и имели возможность пообщаться друг с другом. Ещё стоя на молитве ощущалось искренне братство, подкреплявшееся и освящавшееся причастием к единой Чаше Спасения.

Для меня это было новое ощущение. В Румынии Православная Церковь воспринимается как «Церковь нации», и дело совсем не в филетизме, просто наша история такова, что румынский народ родился православным и сохранился единым в течение драматических веков своей истории благодаря православию (даже тогда, когда было множество румынских княжеств). Стояние на литургии – это также и ощущение принадлежности к своему народу, к своему языку, единство в православии, это естественным образом сближает людей. Поэтому в порядке вещей после богослужения, например, угощать друг друга, даже если вы только что познакомились.

Потом мне стало интересно, чем вообще дышат христиане в России, и я стал прислушиваться к масс-медиа.

Мне попадалась на глаза газета «Радонеж» и некоторое время я слушал одноимённое радио. С некоторыми из основателей этой организации я уже был знаком. Они очень любили говорить - даже не говорить, а спорить - о святоотеческом Предании, но это было обычно в контексте определенного законничества. Христианский мир для них бескомпромиссно и точно делился на православных (носящих бороду и борющихся с неправославными, обновленцами и т. д.) и неправославных (христиан, принадлежащих к той же самой церкви что и они, но, по разным критериям, не подходивших под стандарт «православности»). Во время одной из дискуссий я возразил на предмет исправленного календаря, рассказав о пасхалии и о том, что в истории церкви, до определенного времени праздники Крещения и Рождества были единым целом. Одна дама (в прошлом известная советская актриса) прервала меня и сказала что не позволит «анатомировать веру».

Послушал я и их радио. В радиопередачах много говорилось о житиях святых, о богословских трудах, но более всего, о борьбе с ересями и еретиками. В списке еретиков главенствовали не Арий и Нестории, а отдельные современные священники или даже целые приходы Русской Православной Церкви в Москве, а также упоминался Христианский Церковно-общественный канал. Мне стало интересно узнать больше о «врагах православия», к которым, по всей видимости, я уже был причислен тоже. Настроив радио на этот канал, я ощутил такую же разницу, какую ощутил бы между публикациями газет Русская Мысль и Советская Россия!

Однажды в прямом эфире я услышал выступление священника Георгия Чистякова. Он рассказывал о церквах Малой Азии. Я не выдержал и позвонил на радио. Мне очень хотелось, чтобы мои русские братья и сёстры открыли для себя нашу страну, побывали в наших монастырях, помолились в наших церквах, среди которых есть и храмы VII века. Что бы они узнали, что название Оптина пустынь происходит не от непонятно откуда взятой клички разбойника, а от числительного «а opta» - восьмая пустынь, основанная учениками св. Паисия, и посетили остальные семь. Отец Георгий очень обрадовался и произнес слова, которые меня очень тронули. Он сказал, что уже вот несколько лет ждал этого звонка и его работа на радио, он понимает, не пропала даром… Я был пленён любвеобилием и искренней радостью, с какими о. Георгий говорил эти слова, я даже не помню что он еще говорил, не помню поблагодарил ли я его за ответ на мою реплику, настолько я был впечатлен происходившим.

Через некоторое время, мне удалось «в большой тайне» получить мобильный номер о. Георгия, благодаря одной нашей прихожанке, пожилой интеллигентной, в самом классическом смысле этого слова, женщины (такими я себе представляю бабушек, описанных в эссе о. Георгия).

Отец Георгий принял меня в Библиотеке Иностранной Литературы, среди множества книг и рукописей. Посреди стеллажей, коробок с книгами, где, казалось, сам воздух наполнен напряжением мысли, он походил на св. Августина. Как только мы встретились, у меня возникло чувство, что мы знакомы всю жизнь. О. Георгий говорил очень выразительно; подобно римскому оратору, простыми, но вместе с тем изящными и точными фразами. Мы говорили о современном христианстве и о церкви, о моих и его впечатлениях о Европе, Азии, и, сами не замечая, переходили в разговоре то на французский, то на английский, то опять на русский язык.

Вся наша встреча пролетела, как одна минута, но впечатление от нее у меня осталось на всю жизнь. Я осознал что-то, до тех пор ускользавшее от моего сердца и разума: христианство - это религия радости! Только фрагментарное сознание может видеть мир разделенным. Прежде, чем возлюбить весь мир, нужно его объять, охватить, вместить в себя, понять, изучить, постичь…Откровение - это проекция всей Вселенной в буквы и слова человеческого языка, а через них - в человеческое сознание…

Это была наша единственная встреча, впоследствии мы перезванивались по телефону и поздравляли друг друга с праздниками, но так и не получилось больше встретиться. А может быть, в этом и не было нужды? Все самое важное, что недостающие паззлы в моем религиозном сознании были уложены тогда, в 1999 году христианским священником и мыслителем, масштаб личности которого так и не оценен по достоинству в его собственной стране ни церковными властями, ни народом, который о. Георгий, призывал к духовной свободе и к единству во Христе, и за который он так горячо молился.

"Я думаю, что одна из величайших трагедий для России — принятие православия", — слова В. Познера.

По его словам, если взглянуть на христианские страны Европы и оттолкнуться от таких определений, как демократия, качество, уровень жизни, и распределить страны именно по этим показателям, то на первом месте будут именно протестантские страны, потом католические.

"И лишь потом такие, как Россия, Греция, Болгария и т. д. И это совершенно не случайные вещи, потому что более темной и закрытой религией является православие", — заявил журналист.

Он считает, что именно от Церкви идет "боязнь Запада и рассмотрение Запада как чего-то опасного и аморального".

"Русская православная церковь больше всего напоминает мне КПСС с политбюро, которое состоит из митрополитов, и с генеральным секретарем, который называется патриархом. Я считаю, что Русская православная церковь нанесла колоссальный вред России", — сказал В. Познер.

По его словам, в России не было Возрождения, а в Западной Европе было, потому что "смогли отойти от темных составляющих Церкви".

"Православная церковь вмешивается в политику, где ей совершенно нечего делать. В школьное образование. Она чрезвычайно агрессивна", — полагает журналист.

В. Познер добавил, что по образованию он биолог, физиолог человека, и для него "совершенно очевидно, что после смерти ничего нет".

В. Познер признался также, что не воспринимает Россию как свою страну.

"Для меня в гораздо большей степени дом — это Франция и не Америка в общем, а, в частности, Нью-Йорк, где я вырос. Я многое люблю в России, но сказать, что я люблю Россию… Ну, я ее люблю как что-то не свое. Это не мое. Я все равно чувствую себя чуть-чуть чужим", — сказал он.

«Ваше поздравление Александру Лукашенко с очередным «элегантным» переизбранием на должность президента Республики Беларусь вызвало у многих белорусов (думаю, и в других регионах мира, где хорошо знают настоящую цену этой «победы»), чувство стыда и глубокого разочарования», — говорится в обращении.

«Вам должно быть хорошо известно, что разгон мирной демонстрации был основан на провокации, и об этом говорят как многочисленные свидетели, так и беспристрастные аудио- и видеозаписи, — отмечает Ольга Ипатова. — Вы не могли не слышать о сотнях раненых, включая кандидатов в президенты, избранных народом, которые были зверски избиты и опорочены всеми государственными масс-медиа. Вы наверняка знаете о том, что одного из лучших белорусских поэтов Владимира Некляева после тяжелой травмы головы тащили по полу, схватив его прямо из-под капельницы в больнице. Это не могло быть сделано без прямого указания главы государства, которому своим поздравлением вы фактически дали индульгенцию как глава православного русского мира».

«Ваше политически выверенное поздравление также невольно заставляет вспомнить времена, уже не столь отдаленные, когда русская православная церковь, вслед за Суворовым и Муравьевым-вешателем, ретиво искореняла национальное самосознание белорусов и белорусскую церковь, руководствуясь не братским пониманием, а теми же политическими расчетами, — говорится в письме. — Рискну предположить, что результат, в конце концов, будет обратным, и это горько, потому что все большая часть белорусов начинает понимать, что русский народ — это одно, а государственная политика России — это нечто совсем иное. Понимает, для чего Беларуси оказывалась огромная российская помощь, вскормившая нынешний режим».

«Горько потому, что в нынешнем непростом мире нам, соседним народам, надо бы жить в понимании и уважении друг к другу. Мы ждем от духовных пастырей увещевания и наущения тиранам, сочувствия скорбящим, помощи болящим и обездоленным. Поэтому я верю в то, что вы — в глубине своего сердца все хорошо понимаете и вряд ли одобряете кровь и мучения, сопутствующие этой «победе», — пишет Ипатова.

По ее словам, «Беларусь сейчас занимает одно из первых мест по количеству заключенных в тюрьмы». «Из них большая часть — пострадавшие безвинно, в том числе люди, пришедшие на площадь, чтобы заявить свое право на выбор. Пошлите им утешение, Ваше Преосвященство! Многие из них православные христиане, они, как и все, нуждаются в сочувствии и защите. И многие в день рождения нашего Спасителя будут молиться за Вас несмотря ни на что. И даже за Лукашенко, прося, чтобы Бог просветил его душу. Помолитесь за них и Вы», — говорится в открытом письме патриарху Кириллу